Учительница танцев

1.

          Всё! Первый класс остался позади, и наступили такие долгожданные каникулы. Ощущение бесконечной летней свободы от школы и музыкалки порхало весёлыми бабочками в животе и не давало Надюшке сидеть на месте.

          Девочка раскрыла портфель и выгребла на стол всё содержимое. Повертела в руках деревянный пенал с выдвигающейся крышкой – нужно бы промыть от чернил перьевую ручку, чтобы не засохла до сентября, и подточить карандаши. Полистала тетради, не зная, что теперь с ними делать – в следующем году они уже не пригодятся, а выбрасывать упражнения и задачки, на которые потрачено так много сил, жалко. Открыла табель успеваемости, в котором все до единой графы были заполнены одинаковыми кругленькими пятерками, как под копирку выведенными рукой Тамары Фёдоровны, и с удовлетворением представила, как вечером покажет его родителям и как они обрадуются её успехам. Села за пианино, весело пробарабанила «собачий вальс» и с грохотом захлопнула крышку, обозначив решительный конец надоевшим этюдам и гаммам.

          В маленьком деятельном уме уже рисовался план действий на каникулы. Нужно сходить в библиотеку и набрать кучу новых книг на всё лето, пока другие ребята не расхватали самые интересные. Нужно разобрать, наконец, письменный стол, выбросить старые бумажки, протереть ящики от пыли, аккуратно разложить все тетрадки, альбомы и книжки. Не потому, что так велела мама. Просто Надюшка интуитивно чувствовала, что порядок в окружающем её материальном мире притуплял постоянно живущее в ней чувство тревоги и давал умиротворяющее ощущение того, что отношения родителей между собой тоже становятся более правильными и понятными для неё. И чем больше ссорились родители, тем маниакальнее становилось её стремление к порядку.

          А ещё Надюшка давно хотела вырезать из Мурзилки[1] бумажную куклу, наклеить ее на картон и нарисовать для нее много-много платьев в полоску, в горошек, в цветочек – эти платья вешались на куклу с помощью бумажных полосочек на плечах. Она уже видела такую куклу у соседской Эльки. Правда, у той кукла была не из детского журнала, а фабричная, немецкая, с круглым магнитиком на животе, и все платья, тоже фабричные, просто примагничивались к кукле без всяких полосок. Но просить у родителей такую дорогую куклу Надюшка не решалась – лучше сделать самой.

          Но тут все эти заманчивые планы пришлось отложить. Вечером папа пришел с работы и объявил, что через три дня Надюшка уезжает в пионерский лагерь. Девочке было радостно и немного страшно думать о предстоящей поездке. До этого она уезжала из дома лишь к бабушке, а в лагере все будут чужие. Но радость от предстоящей встречи с неизвестным перевешивала.

          Все три дня до отъезда шли сборы. Папа достал из кладовки летнюю обувь дочери, велел ей намазать кремом сандалии и постирать белые спортивные тапочки. Мама перетряхивала скромный Надюшкин гардероб, что-то шила, штопала, стирала и гладила. С антресолей достали старый чемодан с блестящими замками и дерматиновыми боками, и девочка первым делом уложила в него тетрадку для писем домой, пучок цветных карандашей, перетянутый резинкой, и «Приключения Тома Сойера», только что взятые в библиотеке.

          Ранним утром в понедельник за Надюшкой приехал папин шофёр дядя Гена. Родители проводили дочку до его УАЗика, в котором уже сидели другие дети. Торопливо чмокнув отца и мать в щеку, Надюшка с трудом дотянулась до высокой ступеньки машины и, оттолкнувшись ногой от ее ребристой поверхности, быстро запрыгнула внутрь. Большое летнее приключение началось.

          Дядю Гену Надюшка знала давно – он каждый день возил папу на работу на служебной машине. Мужчина был богатырского телосложения, с широким лицом, короткой могучей шеей и кудрявым светло-русым чубом. Ходил он вразвалку, раскачиваясь из стороны в сторону и тяжело наступая сразу на всю ступню. Его огромный живот свешивался через ремень вниз и еле вмещался в застёгнутую рубашку, отчего казалось, что маленькие пуговки, торчащие в натянутых до предела петлях, вот-вот вырвутся с корнем и ударят по окружающим пластмассовой шрапнелью. Такая внушительная наружность дяди Гены совершенно не вязалась с его добрым застенчивым взглядом и обезоруживающей детской улыбкой, которая почти никогда не сходила с его лица.

          Уже через пять минут Надюшка познакомилась с ребятами, которых дядя Гена вёз в лагерь вместе с ней. Все они были старше девочки, но это не мешало ей чувствовать себя с ними на равных. Ребятишки были возбуждены наступившим летом, ярким солнечным днём и предвкушением свободы от родительской опеки. В такие минуты представляется, что все вокруг – твои лучшие друзья, и что любое сказанное слово – ужасно смешное. Дядя Гена с улыбкой слушал бессвязную стрекотню и хохот своих маленьких пассажиров, и ему по-детски хотелось чуда – хоть ненадолго стать одним из них.

          Несмотря на ранний час, город уже проснулся, и горожане спешили на работу. Свободно лавируя между редкими машинами, УАЗик быстро выехал за город и покатил мимо деревень, перелесков, колхозных полей и заливных лугов. Надюшке уже была знакома эта дорога – по ней она много раз ездила в деревню к бабушке. Высокое синее небо, уходящие за горизонт пшеничные поля и леса с исполинскими соснами волновали её наивную детскую душу своей бесконечностью и загадочностью. Когда машина проезжала через лес, низкое утреннее солнце то пряталось за стволами деревьев, то вдруг опять вспыхивало в просветах между ними. В такие минуты Надюшке нравилось, повернувшись к солнцу, закрывать глаза и ощущать, как тёплые солнечные лучи упруго и ласково барабанят по лицу. «В книгах и в кино все люди хотят счастья. А что такое, это счастье? – мелькали в Надюшкиной голове светлые радужные мысли. – Наверное, счастье – это как сейчас: каникулы, лето, солнце, дорога… Какая я счастливая!»

2.

          На первой общей линейке объявили, что в лагере работает танцевальный кружок. Учительница танцев Милена Аркадьевна рассказала о том, что она много лет преподает танец в городском клубе железнодорожников, а её ученики ездят на соревнования по всему миру и получают высокие награды, и что если кто-то хочет иметь такую же интересную жизнь, то им предоставляется возможность начать её прямо сейчас.

          Надюшка записалась на танцы первой. Несмотря на заманчивые перспективы, в кружке оказались одни девчонки – всех кавалеров переманил в футбольную секцию тренер Максим. В тот же день на площадке перед столовой состоялся первый танцевальный класс.

          Учительница танцев была маленькой худощавой женщиной с беспокойным взглядом и суетливыми манерами. Короткие, сожжённые пергидролем волосы не слушались расчёски и торчали во все стороны, как иголки у ёжика. Поверх тонких в ниточку губ помадой были нарисованы фальшивые – пошире и поярче настоящих. Глаза были подведены чёрной тушью, висевшей на ресницах комочками. Все эти неумелые старания быть красивее, чем определила природа, приводили к противоположному эффекту: женщина была похожа на гротескную героиню дешёвого уличного театра. Но дети всего этого ещё не понимали и не замечали. Надюшка тоже не обращала внимания на комичный облик Милены Аркадьевны, и любила её, как любила всех своих учителей – за одно только то, что они были учителями.

          Танцевальные классы под открытым небом проходили весело. За две недели девочки довольно сносно выучили несколько танцев, за что удостоились похвалы своей заслуженной учительницы: прямо на общей линейке Милена Аркадьевна с гордостью объявила всему лагерю, что даже прославленные танцевальные коллективы разучивают каждый танец по два-три месяца, а её девочки – всего за десять дней.

          Надюшка была самой младшей в группе и гордилась тем, что, несмотря на возраст, она справлялась со сложными движениями не хуже, а иногда и лучше старших подруг. Особое удовольствие ей доставляли репетиции на летней деревянной сцене, где даже при пустом зрительном зале она представляла себе, как на неё устремлены восхищенные взгляды зрителей, среди которых сидят её родители, как они замечают её ловкость и музыкальность, как, стоя, аплодируют ей одной. Буря приятных эмоций подхватывала её и уносила на много лет вперёд, в то время, когда она, уже став взрослой, покоряет сердца людей своими необыкновенными танцами, и отец говорит ей, что именно о такой дочери он всегда и мечтал. Странно, что ещё месяц назад Надюшка даже не знала, что так любит танцевать. Теперь же ей казалось, что она танцевала всегда.

          Наконец, подошло время генеральной репетиции. Завтра, в честь родительского дня, состоится большой праздничный концерт. На репетиции всё должно быть в точности так, как на настоящем концерте: сцена, зрители, оркестр, костюмы, безошибочные фигуры…

          Милена Аркадьевна в ярком бальном платье и с нарисованной улыбкой сидела в первом ряду зрительного зала и следила за каждым движением своих подопечных. После первых тактов русского народного танца она вдруг быстрым шагом поднялась на сцену и подошла к Надюшке, которая, как самая маленькая, стояла в конце шеренги стоящих по росту девочек:

          – Надя, поменяйся, пожалуйста, местами с Нелей.

          – Но Неля же выше меня, ряд будет неровным, – в растерянности возразила Надюшка. Привыкший к организованному порядку разум девочки никак не мог ухватить смысла такой странной перестановки.

          – Ну, понимаешь, детка, Неля… ну она … она чуть-чуть посимпатичнее, чем ты, ну всего на полкопейки… Всего на полкопейки… – учительница подняла к Надиным глазам свой указательный палец, прижав самый его кончик ногтем большого пальца, что в её представлении символизировало те самые полкопейки. – И если именно она будет стоять в конце ряда, то все наши девочки, включая тебя, будут выглядеть красивее. Ну, право же, так делают во всех известных танцевальных коллективах!

          Ещё не понимая разумом, что случилось, Надюшка почувствовала, что произошло что-то непоправимо плохое. В одно мгновение мир, наполненный светом и музыкой, вдруг потускнел и притих. Сердце девочки заколотилось пойманной птичкой, а в животе возник тугой саднящий клубок, от которого по телу побежали леденящие струйки холода. Эти ощущения тут же напомнили Наде тяжкие сцены родительских ссор, когда страх надвигающейся беды вызывал в ней те же болезненные ощущения.

          Медленно, будто во сне, Надюшка поменялась местами с Нелей. Танец её уже не интересовал – всё внимание девочки было сосредоточено на Неле. Только сейчас Надюшка заметила её отливающие золотом кудряшки, симпатичный вздернутый носик, загорелое улыбчивое личико, на котором резко выделялись ярко-голубые глаза, и стройную фигурку в ладно сидящем русском сарафане. Девочка была так мила, что даже её ошибки в фигурах не портили прелестной картины, а лишь добавляли очарования этому ангельскому образу.

          В перерыве между танцами Надюшка забежала в костюмерную, с опаской подошла к зеркалу и стала внимательно разглядывать своё отражение. «А ведь и правда, у меня нос длинный, как у Бабы-Яги, – подумала девочка, поворачивая голову из стороны в сторону и прижимая пальцем кончик носа вверх, чтобы сделать его покороче. – И глаза гадского зелёного цвета. Наверное, такие же были у Бабы-Яги. И фигура у меня уродливая, как у Бабы-Яги!» От первого осознания своей некрасивости Надюшке захотелось убежать с репетиции, броситься на свою кровать и закрыться от всего мира подушкой. Только чувство долга заставило её опять выйти на сцену и дальше кружиться в хороводе, машинально размахивая цветастым платочком. «Завтра выступлю на концерте последний раз и больше никогда в жизни не буду танцевать!» – это твёрдое решение помогло девочке дотанцевать программу до конца и не разреветься у всех на глазах.

3.

          На следующий день к Надюшке приехали мама и папа. Была торжественная линейка, большой концерт и вместо ненавистного тихого часа – прогулка с родителями. Во время выступления на сцене Надюшка послушно, как было приказано, стояла предпоследней в шеренге, стараясь прятаться за Нелей и не поворачиваться к зрителям в профиль, чтобы никто не заметил, какой у неё длинный нос.

          После концерта она гуляла с родителями в сосновому бору, купалась в реке, а потом долго сидела на берегу под огромными кряжистыми соснами, где мама прямо на траве накрыла щедрый стол с её любимыми лакомствами. Но в этот раз даже вид шоколадных конфет её не радовал. Девочка изо всех сил старалась выглядеть беззаботной и счастливой, но с каждым часом рана от вчерашнего открытия становилась всё больше и мучительней: Надя иногда замолкала посреди разговора и уходила в себя, глядя вокруг невидящими глазами.

          – Что случилось, Надюха? Надулась, как мышь на крупу! – весело дёрнув дочь за косу, обратился к ней отец. Он был в приподнятом настроении оттого, что выбрался из пыльного душного города на природу и искупался в прохладной воде, и ему казалось, что все вокруг должны радоваться вместе с ним.

Надя не отвечала. Она думала о том, какая глупая она была ещё две недели назад, считая себя счастливой…